Подъем, восхождение, возвышение — так дословно переводится слово «алия», которым принято называть репатриацию евреев со всего мира в Израиль. Именно в этом направлении, снизу, от разваливающегося Союза, наверх, к Земле Обетованной, приехали многочисленные представители Большой алии начала 90-х годов XX века, а за ними, со второй половины 90-х, и эмигранты алии «колбасной», менявшие дом по экономическим причинам. Задолго до них и до падения железного занавеса из России начали приезжать энтузиасты, отчаявшиеся дождаться эмансипации евреев, и первые группы из движения рабочих во главе с Давидом Бен-Гурионом и Иосифом Трумпельдором. Сегодня все иначе. Алия продолжается, но евреи из России и стран бывшего СССР приезжают в Израиль по самым разным причинам, размеренно, сравнивая и обдумывая пути, и иногда из-за реальной любви к стране, которую они знают, а не к еврейской Атлантиде, где все будет по-другому.

Но один из феноменов “русской” алии остается прежним: люди светские и религиозные, иудеи и атеисты, евреи по матери или по отцу, возвращаясь к своим корням, традициям и народу, «поднимаясь» в Израиль, страну евреев, вдруг становятся… русскими.

Одних это останавливает, других нисколько не волнует, одни гордятся своими русскими корнями, другие пытаются их скрывать. Но именно «русский» становится национальным определением для всех русскоязычных новых израильтян.

Представляясь в Израиле своим именем Лия, я часто слышу вопрос: «А как тебя звали раньше, когда ты жила в России?» В самый первый раз этот вопрос ввел меня в состояние легкого ступора. “Да так и звали”. Израильтяне, привыкшие к сложновыговариваемым русским именам, которые со временем многие заменяют на второе еврейское имя, не понимают, как можно было назвать еврейским именем российского ребенка. Ответное недоумение вызывает мой ответ: «Это потому, что я еврейка». Еврейка… но ведь русская?!

Поначалу к массовой русской алие не был готов никто: ни израильтяне, ни сами репатрианты. Наши соотечественники плохо понимали, куда они попали, не могли приспособиться к новым условиям и потребностям, а израильтяне чертыхались, отдавая часть денег на налоги, из которых государство поддерживало все прибывающих и прибывающих эмигрантов. Одним словом, быть русским было не модно. Сегодня, когда русские стали неотъемлемой частью общества, когда их вклад в науку, спорт и культуру никем не оспаривается, израильтяне все чаще по-доброму сожалеют, что не знают русского. Как им теперь понимать, о чем говорят в стране? А израильские компании и вовсе забили в барабаны с криками о помощи: они хотят выйти на русский рынок, где, как им известно, есть деньги.

При этом профессональных ущемлений по новому национальному признаку в Израиле не было и нет. В действительности успешность трудоустройства напрямую зависит от умения приспосабливаться к новым реалиям, свойств характера, немного от везения и от реального (а не бумажного) уровня квалификации. Как и в любом демократическом обществе, преуспевает тот, кто добивается всего сам, и ничего не попишешь: на новом месте этот успех приходится строить с нуля.

Изменился и сам процесс переезда. Репатрианты 90-х уезжали навсегда: продавали квартиры, везли с собой буквально все, что было нажито непосильным трудом, и выходили на связь с родственниками не чаще одного раза в неделю, собирая всю семью у стационарного телефона. Сегодня больше принято сначала осмотреться, приехать туристом или выбрать годичную программу обучения, вещей взять по минимуму, потому что все остальное в любой момент смогут привезти друзья или родственники, нагрянувшие в гости. С мамой тоже теперь можно пообщаться в любой момент, даже не потратив денег на звонок, да еще и с «живой» картинкой через Skype. Можно в реальном времени сообщить о любом передвижении всем знакомым новой фотографией в социальных сетях. И, уж если совсем возьмет тоска, любой представитель израильского среднего класса, которых среди репатриантов абсолютное большинство, может позволить себе купить билет на самолет и вернуться обратно.

Причиной для алии теперь может стать простое желание поменять климат, родить ребенка под присмотром хороших врачей, получить израильский паспорт, жить у моря, найти новую возможность для самовыражения и получить опыт жизни в другой стране. Русские все меньше ругают свою малую родину, все реже приезжают с чувством, что им все вокруг должны, получают местное образование, путешествуют, находят свое место, интегрируются в израильскую среду, а сокровенные беседы ведут со своими лучшими — и все равно русскими — друзьями.

Федор Дунаевский, актер

1991 год, Москва

Первый раз «навсегда» я приехал в Израиль в 1991 году. Тогда я был молод и слегка одурманен пропагандой Сохнута. На тот момент я сыграл три большие роли в советском кинематографе, а Израиль из эпохи военного коммунизма с его киббуцами как раз въезжал в эпоху потребления. Было весело и интересно: снимался в израильских сериалах, подрабатывал манекенщиком. Наверное, ни один израильтянин не уезжает из своей страны навсегда по-настоящему. Все рано или поздно возвращаются. Что это — я не знаю. Магия места, чувство дома или еще что-то. Вот и я, уехав сначала в Россию учиться во ВГИК, а потом перебравшись в Италию как представитель российской авиакомпании, регулярно приезжал сюда то туристом, то резервистом. Где еще есть Мертвое море, способное омолодить тебя на несколько лет?

Когда я был один, то, как всякий одиночка, жил в Тель-Авиве. В бомбоубежище на Кинг Джорж. Питался бананами и шавермой. С тех самых пор питаю отвращение к индюшиному мясу. Работал посудомоем, барменом. Благодаря Михаилу Козакову у меня кроме ролей в Камерном театре появилось множество «халтур», например, озвучка сериалов. Это позволяло махнуть на выходные в Лондон или Берлин.

Второй раз я вернулся в Израиль уже с семьей. Здесь родился мой сын, а теперь и дочь. Для меня стали важны совсем другие вещи: качество жизни, комфорт, медицина и даже климат. Я больше не живу в Тель-Авиве, хотя пока сын был маленький, мы снимали дом в Яффо, недалеко от блошиного рынка. Тель-Авив — город молодых и одиноких, карьеристов и хиппи, там сложно жить с детьми. Я периодически хожу на кастинги и снимаюсь у местных режиссеров. Чтобы не зависеть от съемок, работаю поваром. Может быть, со временем открою свое заведение.

Ольга Кац, пиар-менеджер

1999 год, Биробиджан, Еврейская автономная область

О том, что мы улетаем в Израиль навсегда, мне сообщила мама. Сказать, что я была в шоке — это ничего не сказать. Я была просто в ужасе. Мама до сих пор не может внятно ответить, зачем мы тогда бросили стабильную жизнь и приехали в чужую страну. Но она точно знает, что сейчас бы этого не сделала.

Кое-как обустроившись, я и мама пошли в ульпан: я при школе, она — в городской, для взрослых. Потом я перешла в обычную школу, и чувствовала себя совершенно одинокой. Казалось, что одноклассники пришли из каких-то других миров, хотя, к счастью, в моей школе было много русскоязычных ребят, с которыми мы дружим до сих пор. Соседка по лестничной клетке, пожилая, но очень энергичная бухарская еврейка в смешных штанах, решила взять над нами шефство и помогла устроиться на работу. Мы с мамой вместе нянчились ребенком ее родственницы. Потом начали присматривать за мальчиками-двойняшками, но их родители быстро от нас отказались: мы обе плохо говорили на иврите, и дети нас так и не приняли. Солнечный Израиль с огромными магазинами, сладкими фруктами и морем меня угнетал, хотелось вернуться в Россию.

Переломный момент произошел, когда я познакомилась со своим будущим мужем. Он родился и вырос в Израиле, и именно он научил меня любить эту страну такой, какая она есть, со всеми ее плюсами и минусами. И вот тогда, когда я приняла Израиль, он принял меня. С мамой все произошло гораздо раньше: у нее не было времени сильно раскисать, и вот уже 10 лет она работает на израильском телевидении и считается одним из лучших продюсеров. Ивритом мама так в совершенстве и не овладела, но ей это никогда особо не мешало.

В августе будет 15 лет с того момента, как мы живем в Израиле, и теперь этой мой дом. Хотя меня никогда не ущемляли за то, что я русская, сама я казалась себе человеком второго сорта. Сегодня я чувствую себя здесь очень гармонично. Я полностью интегрировалась в ивритоговорящее общество, но сознательно идентифицирую себя как русскоязычную израильтянку. Мне больше не стыдно, что я иногда говорю с ошибками, что не знаю героев детства своего мужа и его друзей. Я горжусь тем, что несу в себе смесь нескольких культур, и люблю эту страну за возможность их сочетать.

Соня Коршенбойм, иллюстратор

2012 год, Ангарск – Санкт-Петербург

Я уже полтора года как покинула Россию в поисках гармонии и пространства для творчества. Здесь, в Израиле, помимо вдохновения я встретила потрясающе талантливых и интересных людей. Меня до сих пор удивляет, насколько люди здесь открытые и отзывчивые. Хорошо, что здесь образуются очень крепкие связи, потому что приходится организовывать жизнь с нуля. Со мной произошло бессчетное количество непредвиденных ситуаций, из которых я вынесла колоссальный опыт, но в целом для меня все стало значительно проще, понятнее и спокойнее. По какому-то волшебному стечению обстоятельств здесь, в Израиле, я смогла заняться реализацией давно задуманных арт-проектов.

Дольше всего я не могла приспособиться к Шаббату. Каждую пятницу в районе пяти часов вечера перестает ходить общественный транспорт, закрываются магазины и общепит. На фоне Питерского «мы работаем 24 часа в сутки семь дней в неделю» это выглядело как минимум странно. Но со временем я притерлась, и каждый четверг интуитивно задаю себе вопрос: «Готова ли я к Шаббату?» На самом деле в Израиле хватает некошерных заведений, и в субботу не пропадешь и не умрешь с голоду, как кажется на первый взгляд, но то, что вся страна в этот день действительно отдыхает, прекрасно.

Я продолжаю работать с российской аудитоией удаленно как дизайнер и иллюстратор. Мне очень нравится атмосфера моего домашнего офиса, когда за огромным окном светит солнце, растут пальмы и поют птицы. Спустя год стали поступать заказы от израильтян, а мои иллюстрации появились в дизайнерском магазине в Яффо. Сейчас я хочу путешествовать, рисовать и планирую персональную выставку.

Алексей Померанцев, журналист

2014 год, Москва

Причина моей алии банальна до невозможности: в Москве мне поставили неприятный диагноз и сказали, что понятия не имеют, что со мной делать. Я справился о лечении в Израиле и узнал, что здесь оно налажено и многократно опробовано. Если быть совсем уж честным, то да, я оформил гражданство из-за медицинской страховки, хотя с самого начала имел в виду возможность остаться здесь жить. За неделю до моей алии Россия вступила в вооруженный конфликт с Украиной, и я понял, что не хочу жить в стране-агрессоре. А за те четыре часа, что я летел в Израиль, в Москве закрылось одно из дружественных мне СМИ и посыпались угрозы многим другим, в том числе и тому, где работал я. Вопрос о возвращении отпал сам собой.

Материал был подготовлен для журнала “Москва-Тель-Авив”, выпуск “Русский”,

2014г.