С дизайнером Михаилом Полкановым мы познакомились за кулисами театра “a-Кикар” в Яффо, перед началом спектакля, к которому он создавал костюмы и украшения. Мне тогда сразу бросился в глаза один из тех костюмов, предназначенных, как оказалось, для персонажа… Б-га. Но еще удивительнее выглядели его массивные украшения ручной работы с фотографиями, запечатанными в полупрозрачных камнях. Чтобы познакомиться поближе с жизнью и творчеством этого необычного дизайнера и на удивление скромного человека, мы встретились снова, в любимом районе блошиного рынка Яффо за чашкой кофе, где Михаил рассказал свою историю, которая началась в Иркутске больше 20 лет назад.

— Как и когда ты понял, что хочешь заниматься модой и дизайном?

— Я занимаюсь модой с 5 лет. Я тогда жил с родителями в Иркутске, и мне еще не давали швейную машинку — я приходил к бабушке и шил платья для кукол. Бабушку просил их прошить, а потом сам обшивал всякими бусинками. Постоянно делал куклам прически и вбивал им булавки в головы, чтобы они держались. Потом стал обмениваться платьями с подружками, начал делать мини-показы, и в 12 лет мама отдала меня на курсы кройки и шитья. Ходил учиться вместе со взрослыми тетями. Таким образом, получается, что профессионально шить я начал уже с 12 лет. Спустя 10 лет я разговаривал с людьми, которые тоже там учились, и они сказали, что учительница до сих пор показывает видео и говорит, что, если уж ребенок в 12 лет смог, то и вы точно сможете все это сделать. Мило, приятно. Сейчас, когда ездил на свою выставку в Японию, показывал некоторые вещи, которые сделал еще тогда.

В 14 лет я пошел в модельное агентство и уже тогда понял, что такое шоу-бизнес. В Иркутске не такие агентства, как в Израиле. Здесь ты приходишь, платишь деньги, тебя фотографируют, и ты ждешь, пока тебе позвонят. А там проводятся курсы, на которых учат макияжу, ходьбе, поведению. Там ты становишься моделью не только по внешнему виду, но и по характеру. После модельного агентства я пошел на курсы стилистов, начал профессионально работать с невестами и брать первые заказы. Сейчас я думаю, что в жизни, наверное, не заплатил бы четырнадцатилетнему ребенку такие деньги, которые платили мне, но тогда мальчиков в этой сфере было еще очень мало, и парикмахеры стоили в три раза дороже, чем парикмахерши. Так и ездил по заказам: красил, причесывал, начесывал, завивал…

А потом родители сообщили, что мы переезжаем сюда. Я подумал, что это здорово: Израиль, заграница! В 17 килограммов веса багажа на человека, которые можно было сюда перевезти, кое-как уместились швейная машинка, ковры, мамины книги, бигуди и моя косметика. Приехали в ноябре. В Израиле, по нашим меркам, тогда было лето, ярко светило солнце, и вот мы, смешные такие, спустились с трапа самолета — в сапогах с мехом, в кожаных дубленках с воротниками.

Когда я ехал сюда, то думал, что у меня есть профессия, и здесь на меня снова будет большой спрос. Но не тут-то было! Использование косметики, с которой я там работал, здесь в принципе запрещено. Пошел в школу – нет языка. И все пришлось начинать заново. Я очень много занимался в школе, потом приходил домой, переводил тексты, учил и переводил обратно на иврит, чтобы рассказать в классе.

— В какой класс ты тогда пошёл?

— В Иркутске я учился уже в 11 классе — мне оставалось всего полгода до окончания школы, а здесь я вернулся на три года назад и пошел снова в 9 класс. Через полмесяца после выпуска ушел в армию. Через полмесяца после армии – сразу в Шенкар (колледж текстильных технологий, моды и дизайна им. Шенкара – прим.ред.) Параллельно начал делать макияж тут и там, устроился в свадебный салон, проработал там 2 года.

— Шил платья?

— Нет, я не шил. Моя профессия – не шитье, а дизайн. А то, что  делал там, скорее можно назвать оформлением: невеста выбирала форму и ткань платья, и тут уже вступал я и придумывал и создавал для него отделку. Потом этот салон закрылся, меня взяли в другой салон, но я оттуда быстро сбежал из-за отвратительного отношения. Ушел работать на другого дизайнера, который делал красивые, но не всегда “носибельные” вещи.

— Как ты все-таки преодолел первый стресс от переезда в новую для себя страну?

— Это было непросто. Сказать по правде, я частично потерял память, но даже не знал, что так случилось. Это не произошло в один момент — потерял сознание, очнулся, и уже не помню никого. Здесь были какие-то другие заботы, я учил язык, пытался понять, что от меня вообще хотят, вертелся во всем этом, и в момент, когда начал пытаться вспомнить что-либо из жизни в России, я понял, что 80% своей прошлой жизни я вообще не помню. Не знаю, как это произошло. Прошло несколько лет после переезда в Израиль, прежде, чем я это понял.

— Это как-то отразилось на твоих навыках?

— Нет. Я в первое время мало занимался дизайном, потому что у меня не было на это времени. Я все складывал и складывал, вырезал какие-то картинки из журналов, думал о вещах, которые хотел сделать. Даже первое время в Израиле я до сих пор помню смутно. Сначала я думал, что это обычное дело, но когда я стал понимать, что у других не так, я начал пытаться вспомнить какие-то конкретные вещи,но не мог. Смотрел фотографии и не узнавал на них себя. Было очень странно и страшно, но с другой стороны и интересно.

В прошлом году я поехал в Иркутск и просто не узнал город – как будто открываешь шкатулку, в которой всегда танцует балерина, а вместо этой балерины в шкатулке — маленький город. Все маленькое, все какое-то игрушечное. И я не узнал вообще ничего. Меня привезли к моему дому, а я так и сидел, потому что решил, что это просто остановка. А ведь в этом самом месте я рос до шестнадцати лет! Потом меня привезли к бабушке, но забрать не смогли, и, когда я вышел из ее дома, то не знал, в какую сторону идти. А бабушка жила всего в 2 остановках от моего дома.

Еще там произошла одна смешная ситуация: я стоял и разговаривал с девушкой, которая меня возила по городу, а рядом стояла другая девушка, откровенно пялилась на нас и слушала наш разговор. Я отошел в сторону – она подошла. Я закончил разговор и спросил у нее, могу ли я чем-то помочь. Она рассказала, что знает меня из Facebook через общего друга, знает, чем я занимаюсь, видела мои фотографии. В общем, она мне помогла что-то вспомнить, потом помогла заказать машину; я сел в нее и уехал. Потом пытался найти ее, пытался понять, была она вообще или нет, или это ангел, посланный с небес в такой сложной психологически для меня ситуации. Вот уж точно: то ли девушка, то ли виденье. Дошло до того, что я просто писал всем девушкам, которые подходили под образ, сохранившийся в моей памяти, и спрашивал, была ли такая ситуация у них в жизни. В итоге, одна написала, что это была она, и мы даже попереписывались немного.

Из России я помню троих друзей, с которыми вырос. Остальные, бывает, присылают фотографии, где мы сидим вместе, уже в сознательном возрасте, лет в 14, а я вообще этого не помню. Фамилии знакомы, лица знакомы, но никаких воспоминаний нет.

Здесь я сразу попал в израильское общество и, несмотря на то, что учился в русском классе, общался в основном с ивритоговорящими ребятами и относительно быстро выучил язык, пока другие говорили: «мы ничего не понимаем, мы ничего не знаем». Я пытался все это выучить, потому что понимал, что мне надо создавать вещи для людей, которые живут тут.

В армии я пошел на курс «Натив» и очень полюбил Иерусалим, стал туда ездить, и для поступления в Шенкар даже сделал коллекцию под вдохновением от Иерусалима, веры и т.д. Это было очень интересно и, я надеюсь, что когда-нибудь оно снова вернется в мои работы.

— А в России ты совсем никак не был связан с еврейской общиной?

— Я даже не знал, что мы – евреи. Это каким-то образом всплыло за 3 месяца до отъезда. Единственное мое воспоминание из детства, которое, как я теперь понял, было связано с еврейством, выглядело так: мы приходили к прабабушке на посиделки, она доставала древнюю советскую бутылку водки, ставила на стол и, перед тем, как сесть за него, отворачивалась и читала себе под нос какую-то потрепанную темно-синюю книжечку. И еще у нее был какой-то странный календарь. Все, что я тогда знал – это то, что прабабушка пешком дошла до Сибири из Польши. Только когда я приехал в Израиль и начал изучать иудаизм, я понял, что это была за книжечка, и что это был за календарь.

— Как на сегодняшний день ты развиваешься в профессиональном плане, над чем сейчас работаешь?

— Сейчас я в основном занимаюсь украшениями. Я всегда любил делать подарочки, и мне очень нравится дарить не что-то купленное в магазине, а что-то такое более стоящее. Так я начал делать свои первые бусики и получать на них первые заказы. Потом мне предложили выставить свои персональные работы — украшения — в Японии. Это был очень интересный опыт. А за ними последовали работы, сделанные совместно с Людмилой Оксаметной – художницей из Киева. Люсе было около 50 лет, когда она просто написала мне в «Одноклассниках». Из-за потери памяти я тогда начал фотографировать все красивые места, в которых бывал, чтобы, если я потом снова потеряю память, вся эта красота осталась со мной. И эти снимки я начал выставлять на своей странице. У меня там 1500 фотографий “красивого Израиля” – все по папочкам, чтобы люди видели и приезжали сюда. Люся увидела их и обратилась ко мне с просьбой использовать мои снимки в своих работах. С этого началось наше совместное творчество.

— Каким образом она использовала твои фотографии?

— Она печатает их на ткани и делает панно. Ее работы выставляются в больших галереях – их даже брали на Евровидение, которое проходило в Азербайджане пару лет назад. Евровидение – это ведь не только концерт. В рамках конкурса комитет каждой страны представляет своих художников, проводит очень много мероприятий, выставок и пр.

Позже, для выставки Джимми Грасс, которая фотографирует обнаженные тела, я сделал мини-коллекцию украшений, использовав ее снимки. Мне также интересно создавать нижнее белье и платья, в том числе свадебные. И “бусики” тоже надо как-то продвигать — у меня с ними связано очень много идей, которые пора уже реализовывать. Но заказов много, и разные предложения периодически поступают из Канады, из Америки, из Лондона. Многие предлагают продавать мои украшения, но я до сих пор очень наивный, и уже не раз с этим “попадал”. Так что я учусь работать с людьми, пытаюсь найти тех, кто был бы действительно заинтересован в моей удаче как в своей, или просто серьезно заинтересован в прибыли.