Первая и главная премьера театра «Гешер» в 2014 году — спектакль “Диббук” — состоится уже 13 января этого года. Почти сто лет назад это произведение ознаменовало появление театра «Габима», а сегодня по оригинальной пьесе Рои Хена главный режиссер театра Евгений Арье поставил “Диббук”-2014, представив совершенно новое прочтение знаменитого спектакля.

Из своих тридцати четырех лет Рои Хен пятнадцать провел в «Гешере», начиная с преподавания русскоговорящим актерам нового языка. Учил, как выяснилось, успешно – сегодня все спектакли «Гешера» ставятся на иврите. А Хен теперь заведует литературной частью «Гешера», он известный прозаик, переводчик, драматург. Сложно поверить, что Рои родился в семье сефардских евреев: у него  потрясающий, богатый русский язык, которому  могут позавидовать многие, кто считает русский родным.

— Рои, чья была идея – поставить «Диббук» в театре «Гешер»?

— Моя.  Мне понравилась тема, вернее, несколько тем. История любви, которая больше, чем жизнь, и больше, чем смерть.  История женщины,  которая хочет выразить себя, но общество к этому не готово.  Жизнь еврейского местечка на рубеже веков, когда бабушка еще верит в демонов, а внучка существует в совершенно другой жизни, и они не понимают друг друга.

— И вы с этим пошли к Арье?

— Я рассказал Арье о своих ощущениях и предложил написать пьесу. Не поэтическую мистерию, как у Ан-ского,  а психологическую драму с большими, сложносочиненными персонажами. Он согласился, и я сделал это.

 Вы рассказывали, что при создании спектакля консультировались с профессиональным психологом…

— Когда пьеса только задумывалась, я пошел к своей знакомой, клиническому психологу.  Я привел к ней Лею – не физически, конечно, персонаж.  Я сказал: «Представь себе, к тебе пришла женщина. Она разговаривает мужским голосом, называет себя мужчиной по имени Ханан, который на самом деле был другом ее детства. Религия говорит, что это диббук. Какой диагноз ты ей поставишь?»  Психолог сказала, что это диссоциативное расстройство,  лечится лекарствами и гипнозом.  То есть диббук, окутанный религиозной мистикой, на самом деле болезнь. Мне было интересно сохранить обе стороны – бабушкину и сегодняшнюю.

— Как шла работа над пьесой?

— Я приносил Арье готовые куски текста, мы разбирали их, потом показывали актерам, и оказывалось: то,  что мы сделали, никуда не годится. Все начиналось сначала. Эфрат Бен-Цур, для которой я писал Лею, своим голосом, характером  диктовала мне черты персонажа.  На меня вообще влияют актеры, для которых я пишу персонажей, зная заранее, кто будет играть в спектакле. Я знал, что Ханана будет играть Саша Демидов, и очень этого хотел – чтобы Ханан был взрослым и Лея была взрослой. У Ан-ского они восемнадцатилетние, а мне были интересны люди, в жизни которых многое уже было.

— Актерам понравился ваш «Диббук»?

— Я хочу, чтобы было понятно: пьеса еще не закончена. После каждой репетиции мы час-два сидим и разговариваем.  А потом я переписываю текст. Вот только вчера на репетиции написал новый монолог, которого в пьесе не было. Когда идешь рядом с персонажем, ты вдруг понимаешь про него новое.  Слова, которые, как думалось, были ему нужны – лишние, а другие он обязательно должен сказать. Театр вообще самое динамичное искусство, потому что оно коллективное.

— Вы писали пьесу для Арье. Почему?

— Я бы не сделал это ни с кем, кроме него.  Он единственный режиссер, который потрясающе совмещает сюрреалистический и реалистический мир.  У нас с Арье есть личная, как говорят, химия, он из меня вытаскивает лучшее.  Я ему полностью доверяю.  Вообще, я считаю, что Евгений Арье сегодня как постановщик должен делать только большие, важные проекты.  Он режиссер такого уровня, что просто не имеет права заниматься второстепенным.

— Театр уверен, что сегодняшняя публика готова к вашей истории?

— То же самое можно спросить о каждом спектакле, который мы ставили. Когда работали над  «Финита ля комедия», мы не знали, заинтересуются ли зрители. На фиг им нужен этот сумасшедший советский человек? Оказалось, нужен, интересен.  А в «Диббуке» мы рассказываем историю любви, которая, я надеюсь, заставит плакать и смеяться.  Единственная опасность – если зритель придет в ожидании сверхъестественного, похожего на тот знаменитый «Диббук».  Причем, многие знают историю постановки, но совершенно не представляют сюжет.

— Зритель избалован зрелищами.  Что вы ему предлагаете?

— В смысле зрелища «Диббук» — вау! Из Нью-Йорка приехал художник Семен Пастух, с которым мы уже сделали два спектакля, и построил невероятно красивую сцену. Это не тяжелый академический спектакль, это стильно и современно – эмоциональное зрелище, которое проводит зрителя по всем этапам сюжета. Без зрелища нет театра, поэтому в спектакле много музыки и движения, неразрывно связанных с действием.

— Вы представляете себе публику, которая придет на ваш спектакль?

— Нет, я  не ориентируюсь на какого-то конкретного зрителя. Если мы делаем то, что интересно нам, есть шанс, что наша работа заинтересует других. Я не усложняю восприятие, но и не пытаюсь угодить. Честно признаюсь, что вообще об этом не думаю.

— В анонсе объявлено, что будет сыграно только 30 спектаклей. Это маркетинговый ход? 

— Нет, мы ставим очень дорогой спектакль, его не так просто сыграть. Очень большая, сложная постановка: я не помню случая, когда в «Гешере» было 28 человек на сцене, как в «Диббуке».

— Рои, что вас неразрывно связало с театром «Гешер»? 

— Для драматурга очень важен не просто режиссер, а партнер. Арье – магнит этого места, этим все сказано. Кроме того, я обожаю компанию актеров «Гешера», мне с ними ужасно удобно.  Они потрясающие.  Я каждый день даю им новый текст, и в другом театре меня бы давно за это убили. А они все принимают и помогают.  В «Гешере» нет случайных людей, я чувствую себя здесь дома, в семье. И это не просто слова, мы ведь постоянно вместе: утренние репетиции, дневные репетиции, спектакли, гастроли.  А нужно еще и жить в реальной жизни…

— Что ожидает театр «Гешер» в ближайшем будущем? 

— Я могу только предполагать, но думаю, что будет больше приглашенных постановщиков, израильских и из-за границы. Появятся новые актеры, новое поколение режиссеров из числа артистов театра – Наташа Манор, поставившая «Вассу», первая, за ней, я уверен, последуют другие. «Гешер» живой, у него многое впереди.

— Как вы себя чувствуете перед премьерой «Диббука»?

— Чем больше я говорю о пьесе и спектакле, чем больше разговоров вокруг, тем хуже для моего душевного состояния.  На пресс-конференции кто-то из журналистов сказал, что постановка «Диббука» — это исторический момент, сравнимый с первой вахтанговской постановкой. Я так не думаю. Поймите,  невозможно что-то делать,  думая о великом результате.  В 1922 году был поставлен эпохальный спектакль, не только породивший «Габиму», но и давший ивриту право на существование.  Тот «Диббук» создал не только спектакль, но и язык, страну, мир. Мы пробуем рассказать историю, хотим дойти до сердца зрителя, не более. Здесь нет нового языка, здесь есть честный язык. Мы не делаем революционный спектакль, я просто  хочу, чтобы он был хорошим. Самое большое, что может для меня произойти – люди почувствуют что-то свое в нашей истории.

Как всегда, было мало времени для работы, но такая у нас жизнь. Конечно, боюсь, что я что-то не дописал, не договорил. Я всегда этого боюсь, и нынешняя премьера не исключение.