2003г. Израильская премия «Офир» за лучший фильм

Режиссер и сценарист — Шаби Габизон

В ролях – Аелет Зорер, Йорам Хатав, Алон Абутбуль, Анат Ваксман, Евгения Додина

«У каждой женщины есть «черное пятно» — человек, с которым она была, по которому скучает и думает, что упустила что-то. Настоящий мужчина должен научиться жить с этим пятном».

(к/ф «Трагедии Нины»)

«Трагедии Нины» — это своего рода израильский вариант «Малены» (прим. — фильм Джузеппе Торнаторе с Моникой Белуччи, 2000г.). Режиссер Шаби Габизон обращается к популярному в кино сюжету о любви подростка к взрослой женщине. Израильская специфика оживляет этот архетипический сюжет, однако в целом он реализуется, на мой взгляд, довольно традиционно, как по части фабулы и персонажей, так и по части манеры и настроения. Как и при просмотре ленты Торнаторе, возникает эффект “подглядывания” за чьей-то жизнью — зритель смотрит на происходящее глазами влюбленного мальчика. Это своего рода метафора кино, которое и есть – то, что подглядели, или, как говорил Тарковский, «запечатленное время».

Главный герой – замкнутый и скрытный мальчик Надав. Непростая ситуация в его семье обратна “привычной” российской: мать профессионально развивается, решает важные вопросы и ведет свободную сексуальную жизнь, а отец молится. Надав влюблен в свою тетю по имени Нина, которая так же противоположна его матери, как Дева Мария — Марии Магдалине. Мать – рыжая, громкая и яркая, она сама придумывает себе дикие цветастые костюмы; у Нины строгая аскетичная красота, подчеркнутая трауром. Она скромна, интеллигентна и, главное, почти непорочна. В общем, Нина становится для мальчика земным и небесным идеалом, воплощением Вечной Женственности и объектом эротических фантазий.

Кстати, фантазии подкрепляются и реальными впечатлениями: время от времени Надав вместе со своим великовозрастным другом-вуайеристом наблюдают за интимной жизнью соседок и той же Нины. И в один прекрасный вечер вместо любовной сцены приятели застают трагедию: в дом Нины, подобно ангелам смерти в Египте, входят военные и сообщают о смерти ее супруга.

Это первое несчастье запускает в жизни Нины цепную реакцию целой череды трагедий разных уровней бытия: она тяжело переживает вдовство, чувствует греховность любви к другому, переживает из-за его потери, из-за ссоры с дорогим племянником, из-за своего мнимого сумасшествия…

А что же Надав? Этот категоричный Пигмалион не желает видеть свою Галатею испачканной, жалкой, живой. Когда Нина начинает новый роман, Надав наказывает ее презрением за разрушение идеала. Также он наказывает и «предавшего» его отца, мать и в грош не ставит, и надо ли говорить, что люто ненавидит всех мужчин Нины. Этим герой фильма Габизона отличается от героя Торнаторе – он эгоистичен, и его самой трудной личной задачей становится преодоление эгоизма. Если история Нины – это прощение себя, то история Надава – прощение всех окружающих. Отпустить все ненужные, загромождающие жизнь переживания, обиды и ненависть, «очиститься от скверны» (что аллегорически делает один из второстепенных персонажей, нудист) – вот что на самом деле необходимо героям.

Финал картины Габизона символичен: смерть отца становится жертвой, на которой, видимо, и будет в дальнейшем взрастать эта непростая семья (как напоминание о том, что древние люди закладывали человека в фундамент строящегося дома). Эта смерть объединяет и примиряет всех родственников и знакомых Надава. Более того, она примиряет его с самим собой и со своей насущной потребностью писать, на которую он впервые взглянул по-новому, как на дар. А ребенок Нины, в свою очередь, символизирует рождение будущего, новой  реальности любви, не имеющей отношения к  идеализации, собственничеству и скрытности – так называемой «мудрости сердца».

В результате все наконец-то возвращаются на места свои: мать становится настоящей матерью, Нина – любящей женщиной, друг-вуайерист – состоявшимся человеком, а Надав – взрослым мужчиной, пусть и не достигшим еще своего официального совершеннолетия.